Когда надо о чём-то подумать, идёшь к речке за деревней. На берегах Морочи, как нигде, особенно хорошо думается. Тишина. Спокойствие. Только тихий плеск воды. Здесь всё предстаёт перед тобой в другом свете, и вдруг начинаешь понимать, насколько все твои переживания и проблемы мелки и незначительны по сравнению с вечностью. Наверное, это ощущение даёт река. Ты попадаешь под её власть. Много веков подряд течёт она по почти неизменному маршруту. Чего только она не видела, не знает, не помнит! Но, несмотря ни на что, она упорно несёт свои воды вперёд. Несёт вместе с людскими горестями и радостями, памятью о прошлом, настоящем и будущем.
 

***

«Я хорошо помню Морочь до прихода на её берега мелиораторов. Это была такая речка, про красоту которой слагали песни. Думаю, название реки произошло от слова «морока». Разве она не морочила каждого, кто собирался плыть по ней: сонно текла от одного берега долины к другому, заманивала путника в старицы, почти не приближая его к цели, сворачивала в непролазные лазы и камыши, пробивалась через бескрайние пущи, раздваивалась в тёмных олешниковых лугах. И путник на своей лодке упирался в болота и не знал, куда плыть, где делась река». Мне кажется, эти слова Феофана Романовского из его книги «Как течёт Случь» как нельзя лучше описывают и теперешнюю Морочь. Хоть речка и уменьшилась, обмельчала, она не утратила своей таинственности, притягательной, «морочащей» силы. Идёшь по берегу, прислушиваешься к неспешному течению воды, наблюдаешь за жизнью её обитателей и думаешь о том, сколько же тайн знает эта «живая вода». Свидетелем скольких событий она стала! Много лет река кормила человека, была его связью с внешним миром, безмолвно смотрела на все его страдания и радости. Судьбы скольких людей она помнит, знает, но молчит! Река бережно хранит чужие тайны. Но иногда в плеске её воды можно расслышать шёпот времени...

А ведь именно благодаря речке Морочь, если верить легенде, появилась наша деревня. В старину люди из Подмосковья сплавляли по реке лес. Недалеко от Морочи был пункт, где одних сплавщиков рассчитывали, а других нанимали гнать лес дальше. Люди присмотрелись к пустующей плодородной земле. Некоторые из сплавщиков не возвращались назад, а начинали осваивать прибрежные земли и строить дома. Так что если бы не речка, кто знает, появилось ли бы когда-нибудь на карте Минщины такое интересное и богатое на исторические события местечко – Романово.

Почему именно Романово? Доподлинно это уже не установить. Кто-то из старожилов говорит, что в честь князя Романа, погибшего на войне, кто-то уверяет, что местечко когда-то принадлежало князьям Романовым. Одна река точно знает, откуда пошло это название. Знает – но молчит. Много чего помнит старушка река. И как насыпали вал для замка, и даже людей, которые жили в эпоху Киевской Руси (следы их пребывания нашли при раскопках городища на краю деревни). Помнит Морочь и как в поселении жизнь замерла, хотя никто до сих пор не может разобраться почему.

А река бережно хранит свою тайну. Со стороны наблюдала Морочь и за тем, как потихоньку опять разрасталась деревня. Как строилась церковь, золотые купола которой были видны из самого Слуцка. Видела река и как деревню почти разрушили во время войны России с Речью Посполитой, и как потом её жители заново отстраивали свои дома. И, наверное, помнит, как радовались люди, когда была получена долгожданная привилегия на право проводить в местечке ежегодную волостную ярмарку. Как каждую осень, начиная с 1718 года, шумно и весело становилось на несколько дней в местечке. Скрип сотен телег, звон многочисленных колокольчиков, ржание лошадей, смех, беготня и трели детских свистулек вносили сумятицу в спокойную и размеренную жизнь реки.

Много чего видела Морочь на своём веку. Наверное, одно из самых ярких её воспоминаний – знаменитый Романовский бой. А ведь река всё это видела! И как отступали русские войска в направлении Бобруйск-Могилёв, и как армия задержалась в Слуцке, и как в Романово по приказу генерала Багратиона прибыли казачьи части Матвея Ивановича Платова для того, чтобы задержать французов. Русским нужно было удержать оборону всего лишь на два дня.

И грянул бой. 2 июля 1812 года французская армия атаковала русские войска. Платов принял бой. Казакам удалось отбить атаку и контратаковать. Они отогнали противника на пять вёрст, но французы получили подкрепление и остановили казаков. Русским пришлось вернуться в Романово. Платов приказал сжечь мост через речку Морочь. И это – единственное мгновение за всю долгую, богатую на события жизнь реки, когда она по-настоящему испугалась. Поэтому остальные события она помнит очень смутно. Вроде бы сначала русские войска заняли оборону по её берегу от местечка Романово до деревни Докторовичи, а французы пробовали с ходу форсировать её воды и атаковать позиции Платова, но были отбиты артиллерийским и ружейным огнём. Но ведь Платов ещё до столкновения у моста отдал распоряжение своим отрядам, которые не участвовали в бое, втайне перейти реку в брод и атаковать противника с тыла и фланга. Этой атакой руководил Денис Давыдов. И русские всё-таки выстояли. А французы, понеся большие потери, вынуждены были спешно отойти к Тимковичам. Бой в районе местечка Романово позволил на два дня задержать наступление французских войск и тем самым дал возможность русской армии передохнуть и собраться с силами.

А ведь были ещё и разговоры солдат у костра, и волнение Платова перед решающим боем, и молитва перед возможной смертью...

Но Морочь, наверное, помнит и другое: необычную для деревенских жителей семью Киш. Они не имели своей земли, постоянно батрачили, брали в долг. У отца были золотые руки, он стал замечательным плотником, делал очень красивые вещи, тем и зарабатывал на жизнь. Родственники из города иногда присылали немного ткани и обязательно – ленты в волосы для девочек. Поэтому семья очень выделялась из толпы крестьян в праздники. Все дети хорошо рисовали. Это им передалось от отца. Но особенно хорошо получалось у Алёны. Она рисовала чудесные ковры и вынуждена была продавать их за кусок хлеба или десяток яиц. Жители деревни покупали эти произведения искусства неохотно, относились к Алёне как к попрошайке, её ковры не воспринимались всерьёз. Многие произведения Алёны Киш утрачены безвозвратно, только некоторые из них удалось собрать и отреставрировать. Ковры народной мастерицы поражают талантом автора, детской чистотой и упрямой мечтой о счастье. Три сюжета бесконечно повторялись в её произведениях: «Рай», «Дева на водах», «Письмо к любимому».

А речка помнит не прекрасные произведения, а то, как Алёна училась плавать в её водах, бегала по росе утром в поле, как ходила в лес за грибами и ягодами, как пускала венки в воду и прыгала через костёр на Купалье, помнит её мечтательную улыбку и детский смех, помнит, как Алёна сидела на её берегах и задумчиво смотрела на воду. Возможно, именно в такие моменты рождались сюжеты её будущих картин.

Видела наша речка и открытие народного училища, и его реорганизацию, и появление церковноприходской школы для девочек, и открытие Романовского двухклассного училища, на учёбу в которое детей собирал колокольный звон. Первый раз колокол на здании училища звонил за час до занятий и будил не только детей, но и речку. И только с третьим ударом колокола начинались уроки. Внимательно наблюдала река и за несколькими последующими реорганизациями школы, пока в 1938 году не открылась Ленинская средняя школа. Больше кардинальных изменений Морочи пока не приходилось видеть. Менялись ученики, учителя, директора – жизнь шла своим чередом.

А вот о чём не любит вспоминать речка, так это о Великой Отечественной войне. Слишком страшна и непонятна для неё такая жестокость людей. Зачем всё это было нужно? Для чего? Вой летящих на восток самолётов, гул орудий, частая стрельба автоматов и постоянно витающее в воздухе ощущение тревоги и страха. Нет, не любит Морочь вспоминать об этой войне. Но иногда приходится. Когда в жаркий летний полдень загремит что-то вдалеке, поневоле содрогнёшься – и вспомнишь...

Это было в самом начале войны. Недалеко от деревни немцы сбили советский самолёт. Горящая машина камнем упала на землю. Лётчики не выжили. Поздней ночью, чтобы не увидели фашисты, местный учитель вместе с другими жителями деревни в колхозном саду похоронили погибших солдат.
А ведь было ещё и еврейское гетто. Раньше в местечке жило много евреев. Всё-таки когда-то волостная ярмарка проводилась каждый год, постоянно работало несколько лавок, даже синагога была. Но пришли немцы и согнали всех евреев в несколько хат на окраине. Так и жили люди, выходя только на работу и продолжая молиться своему богу. Хотя многие тайно ночью под угрозой смерти пробирались к соседям, знакомым и просили сохранить нажитое добро до лучших времён. И люди почти никогда не отказывали. Но ранним утром 7 июня 1942 года жителей деревни разбудил неожиданно громкий и оттого страшный, не предвещающий ничего хорошего лай собак. Отряд немцев гнал евреев на местное кладбище. Это было действительно страшно: слышать очередной выстрел, понимая, что с этим звуком закончилась чья-то жизнь. И не одна. Почти двести человек расстреляли немцы в то летнее утро. Никто ничего не смог сделать. А общая могила, наспех присыпанная землёй, ещё несколько дней «дышала» и «стонала». Фашисты под угрозой смерти запретили жителям подходить к кладбищу. Но немцы расстреляли не всех. Одной девушке, Марии Еловец, всё-таки удалось сбежать. Ночь она пересидела в копне прошлогоднего сена, а потом перебралась в одну из близлежащих деревень. Оттуда девушку и переправили к партизанам.

Вот что, да и не только это (мало ли ужасов было на той войне), вспоминает иногда, вздрагивая, речка. Вот что нарушает её спокойный, тихий сон в долгие зимние ночи.

Помнит Морочь и голодные послевоенные годы, как постепенно налаживалась жизнь, строилась новая двухэтажная школа, как вырастали дети, уезжали в города, но не забывали своей деревни, своей реки.

«А тут же была такая красота! Русло крутое, с отмелями и ямами, с широкимй плёсами. На берегах – кусты лозняка, крушины, черёмухи. Бывало, как разольётся весной, так от нашей деревни до самого Перевоза. Выедешь на лодке – какое раздолье! Конца-краю не видать. А потом, когда войдёт в берега, на поплаве расцветёт море кувшинок. Распустится и зацветёт жёлтыми, серыми котиками верба, белым цветом вспыхнет черёмуха. На разные голоса заливаются соловьи, кукуют кукушки, трубят тетерева...

А какие чудесные травы росли на заливных лугах! А сколько было рыбы! А вода чистая, светлая, видна каждая песчинка на дне», – такою запомнил реку своего детства наш земляк белорусский писатель Виктор Брониславович Дайлида.

Проходит время: минуты складываются в часы, часы – в дни, дни – в недели, месяцы, годы... Только река всё также непрерывно течёт из года в год, почти не меняя своего русла. Она – немой свидетель нашей жизни. Она никогда не выдаст твоих тайн, но сохранит и унесёт их в будущее, чтобы когда-нибудь кто-то в мерном шуме воды из глубины веков услышал тихий шёпот уже нашего времени.

Марина ЯЦУК, ученица Ленинской COШ
Газета «Слуцкі край», 14.11.2008